Category: образование
Category was added automatically. Read all entries about "образование".
Скидка за грамотность?
Посетил я "Перекресток"
все там простенько, не броско
пиво - вобла, сахар - чай,
- хошь конфетку? - получай!:)
.. но, привлек, вот, ярлычок..
как писать, все ж, "ЧЕЛНОЧОК"???
баранки не смутясь жуя,
провел исследованье я...
сие нежданно приоткрыло
такую, вот, картину мира..
( Collapse )
все там простенько, не броско
пиво - вобла, сахар - чай,
- хошь конфетку? - получай!:)
.. но, привлек, вот, ярлычок..
как писать, все ж, "ЧЕЛНОЧОК"???
баранки не смутясь жуя,
провел исследованье я...
сие нежданно приоткрыло
такую, вот, картину мира..
( Collapse )
Выступление преподов Вашингтонской консерватории:)
кишочки и прочие мозги в начале к делу не относятся!:)
Брюзжанье 19 века:)
Говоря вообще, пора наших университетов прошла... Слова «университетское образование», с которыми прежде соединялось так много дорогого, заветного, общего потеряли в наше время все свое значение. Мы уже не увлекаемся этими словами, мы не понимаем их общего, культурного смысла; напротив, мы даже различаем в них нечто компрометирующее...
Мы знаем, что университетское образование — вовсе не то, которое мы считаем нынче последним словом цивилизации... Из десяти студентов девять ни за что не сыграют нам ни мазурки Шопена, ни даже «Il baccio»... А что такое в наше время человек без звучного тенора и приятного туше? Он не может доставить нам никакого удовольствия, и, столкнувшись с ним через пять минут мы уже не будем знать, о чем вести разговор. Извольте, в самом деле, исключить из обиходных разговоров Патти, Лукку, Вагнера, Серова, Таузига, Рубинштейна - и какое положение будет поставлено собирающееся в ней общество!
И поэтому мы правы, лишив университет прежнего доверия. Мы поняли, что на вершине цивилизации стоит консерватория, а не какой-нибудь отживший гуманист. — «Я отдаю своего сына (или свою дочь) в консерваторию» - звучно произносит современная маменька, вполне уверенная что этим сразу поднимает себя на неизвестную прежним поколениям высоту...
Лесков Н.С. Наблюдения и заметки. Русский мир, №86, 28 ноября 1871
Мы знаем, что университетское образование — вовсе не то, которое мы считаем нынче последним словом цивилизации... Из десяти студентов девять ни за что не сыграют нам ни мазурки Шопена, ни даже «Il baccio»... А что такое в наше время человек без звучного тенора и приятного туше? Он не может доставить нам никакого удовольствия, и, столкнувшись с ним через пять минут мы уже не будем знать, о чем вести разговор. Извольте, в самом деле, исключить из обиходных разговоров Патти, Лукку, Вагнера, Серова, Таузига, Рубинштейна - и какое положение будет поставлено собирающееся в ней общество!
И поэтому мы правы, лишив университет прежнего доверия. Мы поняли, что на вершине цивилизации стоит консерватория, а не какой-нибудь отживший гуманист. — «Я отдаю своего сына (или свою дочь) в консерваторию» - звучно произносит современная маменька, вполне уверенная что этим сразу поднимает себя на неизвестную прежним поколениям высоту...
Лесков Н.С. Наблюдения и заметки. Русский мир, №86, 28 ноября 1871
Радио детства
Я не знаю кто что сейчас по утрам, собираясь на работу или учебу, слушает или смотрит, вариантов-то, конечно, множество!).. А вот во времена моего детства (60-е - 70-е) выбор был невелик..
Телевидение по утрам, по-моему, вовсе ничего еще не показывало, зато у всех были если и не приемники, то уж радиоточки точно.. Даже розетка специальная в каждую квартиру проведена (за которую до сих пор многие платят и от которой не так-то просто избавиться!).. В нее втыкались специальные дешевые ретрансляторы, посредством коих почти вся страна и вкушала Первую всесоюзную радиопрограмму (не надо было платить даже за электричество, только копейки за эту розетку)..
Кто вставал пораньше, тому доставалась "Утренняя гимнастика":)
( Collapse )
Телевидение по утрам, по-моему, вовсе ничего еще не показывало, зато у всех были если и не приемники, то уж радиоточки точно.. Даже розетка специальная в каждую квартиру проведена (за которую до сих пор многие платят и от которой не так-то просто избавиться!).. В нее втыкались специальные дешевые ретрансляторы, посредством коих почти вся страна и вкушала Первую всесоюзную радиопрограмму (не надо было платить даже за электричество, только копейки за эту розетку)..
Кто вставал пораньше, тому доставалась "Утренняя гимнастика":)
( Collapse )
Леонид Викторович Афанасьев
(Продолжение.. Начало - тут)
Да, так вот).. Афанасьев.., Леонид Викторович.. Композитор!)
Родился.., эээ.., родиился.., в однатысяча.., в однатысячадевятьсот.., ээ..., в однатысячадевятьсотдвадцать.., эээ..
А вот тут, будь ты двоечник или отличник, точно ответить вряд ли кому удасться!.. Потому что, хоть во всех официальных справочниках и стоит датой рождения Афанасьева 20 августа 1921 года, но несколько другую информацию можно прочесть, например, в воспоминаниях Михаила Садовского (www.pereplet.ru/text/sadovsky23feb04.htm
( Collapse )
Всех с Днем Победы!
Да, так вот).. Афанасьев.., Леонид Викторович.. Композитор!)
Родился.., эээ.., родиился.., в однатысяча.., в однатысячадевятьсот.., ээ..., в однатысячадевятьсотдвадцать.., эээ..
А вот тут, будь ты двоечник или отличник, точно ответить вряд ли кому удасться!.. Потому что, хоть во всех официальных справочниках и стоит датой рождения Афанасьева 20 августа 1921 года, но несколько другую информацию можно прочесть, например, в воспоминаниях Михаила Садовского (www.pereplet.ru/text/sadovsky23feb04.htm
| Точно можно сказать, что родился Леонид Афанасьев в Томске.. Про отца его ничего мне не удалось разузнать.., а вот про маму, что работала она преподавателем фортепиано в музыкальном училище.. И, конечно же, маленький Леня никак не мог избежать занятий музыкой.. И, возможно, музыку он даже любил:).., Но, все же, самой большой его мечтой, голубой, в буквальном смысле, было всегда небо.. Он мечтал летать.. И потому, когда семья перебралась в Семипалатинск, первым делом побежал записываться в местный аэроклуб. Вот тут-то закавыки с возрастом и начинаются.. |
( Collapse )
Всех с Днем Победы!
Григ - воспоминания о детстве
Ну вот.., раз уж мы вспомнили Грига, то захотелось выложить еще и немножечко из его воспоминаний.. Несколько фрагментов о детстве из автобиографической повести «Мой первый успех», написанной совсем незадолго до смерти..
"Когда меня спрашивали, кем я xoчy стать, я неизменно отвечал: священником. Духовного пастыря в черном облачении моя фантазия наделяла самыми привлекательными чертами, какие я только мог себе представить. Получить возможность проповедовать перед внимающей тебе массой народа — в этом мне виделось нечто великое. Проповедник, пророк — это дело было по мне.
И сколько я декламировал кстати и некстати моим бедным родителям, брату и сестрам! Я знал наизусть все стихи из школьной хрестоматии. Каждый день после обеда, когда отцу хотелось вздремнуть в кресле, я не давал ему покоя и, опершись на спинку стула, словно на церковную кафедру, начинал речь, невзирая ни на что. При этом я не спускал глаз с отца, который прикидывался, будто дремлет. Но время от времени он не мог удержаться от улыбки. Тогда я бывал счастлив. То было признание. И как я мучил отца тем, что хотел все продолжать и продолжать: "О, еще один кусочек!"— "Нет, довольно с тебя". — "Ну один-единственный!" Да, это детское честолюбие!"
"С той поры, как мне минуло десять лет, родители проводили летние месяцы в прекрасном загородном доме "Ландос" в нескольких милях от Бергена. Каждое утро мы со старшим братом должны были тащиться в школу под знаменитым бергенским ливнем. Но именно этот ливень я использовал для одной — как мне тогда казалось — весьма хитроумной проделки.
В нашей школе существовало правило: опоздавшего ученика не пускали в класс, а в наказание оставляли за дверью до конца урока. И вот, когда в дождливую погоду случалось, а это случалось довольно часто, что я отправлялся в школу, не выучив урока, я не только шел помедленней, чтобы опоздать, но еще вдобавок останавливался на улице под какой-нибудь водосточной трубой и стоял там, пока не промокал до нитки. Когда я наконец появлялся в классном помещении, с моей одежды стекали на пол такие ручьи, что учитель ради меня и в интересах других учеников немедля отправлял меня домой переодеться, а по причине долгой дороги это было равносильно полному освобождению от дневных занятий.
Уже то, что я частенько повторял этот эксперимент, было само по себе довольно рискованно, но, когда я зашел так далеко, что однажды пришел промокший, когда дождя почти не было, у учителя возникло подозрение, и за мной установили слежку.
В один прекрасный день меня застигли на месте преступления, я был арестован и имел близкое знакомство с "ударными инструментами"".
"В тексте встретилось слово "Реквием", и учитель спросил, кто из учеников может назвать знаменитого композитора, написавшего церковное произведение с таким названием. Никто не отвечал, пока я не отважился произнести совсем тихо: "Моцарт". Весь класс вытаращился на меня как на какое-то неведомое, диковинное существо.
Я ощутил успех. Но сразу же появилось предчувствие, что он таил в себе что-то недоброе. И слишком скоро мне пришлось убедиться в правоте этого предчувствия. Классу — как это часто бывает — не понравилось, что в его недрах завелось такое существо, и с этого дня при каждом удобном случае ученики преследовали меня бранным словом: "Смотрите, идёт Мосак!" "Мосак! Мосак!" — неслось мне вслед, когда я сворачивал в переулок, спасаясь от своих преследователей.
Я видел в этой обиде проявление несправедливости, а в себе самом — мученика. Еще немного — и я просто-напросто возненавидел бы своих товарищей по классу. Во всяком случае, я замкнулся в себе и держался особняком почти ото всех них".
"Когда меня спрашивали, кем я xoчy стать, я неизменно отвечал: священником. Духовного пастыря в черном облачении моя фантазия наделяла самыми привлекательными чертами, какие я только мог себе представить. Получить возможность проповедовать перед внимающей тебе массой народа — в этом мне виделось нечто великое. Проповедник, пророк — это дело было по мне.
И сколько я декламировал кстати и некстати моим бедным родителям, брату и сестрам! Я знал наизусть все стихи из школьной хрестоматии. Каждый день после обеда, когда отцу хотелось вздремнуть в кресле, я не давал ему покоя и, опершись на спинку стула, словно на церковную кафедру, начинал речь, невзирая ни на что. При этом я не спускал глаз с отца, который прикидывался, будто дремлет. Но время от времени он не мог удержаться от улыбки. Тогда я бывал счастлив. То было признание. И как я мучил отца тем, что хотел все продолжать и продолжать: "О, еще один кусочек!"— "Нет, довольно с тебя". — "Ну один-единственный!" Да, это детское честолюбие!"
"С той поры, как мне минуло десять лет, родители проводили летние месяцы в прекрасном загородном доме "Ландос" в нескольких милях от Бергена. Каждое утро мы со старшим братом должны были тащиться в школу под знаменитым бергенским ливнем. Но именно этот ливень я использовал для одной — как мне тогда казалось — весьма хитроумной проделки.
В нашей школе существовало правило: опоздавшего ученика не пускали в класс, а в наказание оставляли за дверью до конца урока. И вот, когда в дождливую погоду случалось, а это случалось довольно часто, что я отправлялся в школу, не выучив урока, я не только шел помедленней, чтобы опоздать, но еще вдобавок останавливался на улице под какой-нибудь водосточной трубой и стоял там, пока не промокал до нитки. Когда я наконец появлялся в классном помещении, с моей одежды стекали на пол такие ручьи, что учитель ради меня и в интересах других учеников немедля отправлял меня домой переодеться, а по причине долгой дороги это было равносильно полному освобождению от дневных занятий.
Уже то, что я частенько повторял этот эксперимент, было само по себе довольно рискованно, но, когда я зашел так далеко, что однажды пришел промокший, когда дождя почти не было, у учителя возникло подозрение, и за мной установили слежку.
В один прекрасный день меня застигли на месте преступления, я был арестован и имел близкое знакомство с "ударными инструментами"".
"В тексте встретилось слово "Реквием", и учитель спросил, кто из учеников может назвать знаменитого композитора, написавшего церковное произведение с таким названием. Никто не отвечал, пока я не отважился произнести совсем тихо: "Моцарт". Весь класс вытаращился на меня как на какое-то неведомое, диковинное существо.
Я ощутил успех. Но сразу же появилось предчувствие, что он таил в себе что-то недоброе. И слишком скоро мне пришлось убедиться в правоте этого предчувствия. Классу — как это часто бывает — не понравилось, что в его недрах завелось такое существо, и с этого дня при каждом удобном случае ученики преследовали меня бранным словом: "Смотрите, идёт Мосак!" "Мосак! Мосак!" — неслось мне вслед, когда я сворачивал в переулок, спасаясь от своих преследователей.
Я видел в этой обиде проявление несправедливости, а в себе самом — мученика. Еще немного — и я просто-напросто возненавидел бы своих товарищей по классу. Во всяком случае, я замкнулся в себе и держался особняком почти ото всех них".
